Необоснованные претензии - Страница 49

— О Боже, — прошептала она.

Теперь человек оказался совсем близко и уже дотянулся до дверцы машины. Руки его ухватились за ручку дверцы. Кэтрин издала тихий крик и нажала на стартер, а потом поддала газу. Машина рванулась вперед. Кэтрин слышала несущийся вслед крик мужчины и усилием воли заставила себя выровнять автомобиль. Оглянувшись, увидела, что человек все еще стоит на улице. Он сделал непристойный жест и крикнул ей что-то вслед. Хорошо, что ветер отнес его слова в сторону. Другого человека, с пистолетом, не было видно.

Кэтрин вся дрожала. Она схватила клинекс и вытерла нос. Салфетка окрасилась красным. Бледно-красная капля упала на ее белый кашемировый свитер — кровь, смешанная со слезами. Она плакала.

Наконец она выехала на опустевшую улицу где-то в Ист-Сайде, в жилом районе. Она понятия не имела, как оказалась здесь. Прислонившись головой к рулю, Кэтрин зарыдала.

Стук в стекло так ее напугал, что она, кажется, перестала дышать. Она дернулась, из горла уже рвался крик, но тут разглядела озабоченное лицо полицейского, остановившегося рядом с ее “порше”.

Внезапно ей захотелось рассмеяться. А не рассказать л и ему, что она пыталась раздобыть кокаин, но предполагаемый продавец напугал ее? А о том, втором мужчине — с пистолетом? Сказать ли ему, что ей тошно от самой себя и что она хотела бы умереть?

— Мисс? С вами все в порядке?

Кэтрин взяла себя в руки и попыталась проглотить слезы. Полицейский был молодой — совсем юное и свежее лицо. Ничего, скоро его обтешут. Она опустила стекло.

— У меня все в порядке, благодарю. На минуту я почувствовала головокружение.

Черта с два головокружение, хотел он сказать ей, но промолчал.

— Я советую вам вернуться домой. Уже поздно, и вы, вероятно, не хотите неприятностей.

"Да уж, нравоучение короткое и бьет прямо в цель”, — подумала Кэтрин. Она ответила, что да, поедет, и поблагодарила его, и видела, как он шел обратно к своей полицейской машине. Там он остановился и подождал. Кэтрин вздохнула, включила зажигание и двинулась по улице. Ну что ж, домой так домой. Но не к бабушке, на Лонг-Айленд. Она уже почти добралась до своей квартиры, когда вдруг осознала, что Лоретта будет беспокоиться. А ей не хотелось, чтобы та знала о ее сумасшедшей поездке в Нью-Йорк. Вздохнув, Кэтрин повернула назад.

По дороге девушка проигрывала в памяти слова бабушки. Чего она хотела от жизни? Кэтрин содрогнулась. Она вовсе не хотела, чтобы из носа у нее текло и чтобы он кровоточил, пока совсем не сгниет. Она не хотела, чтобы ее гнала куда-то эта жажда, которая заставила ее мчаться в ночь сегодня. Ведь я чуть было не вышла на панель. Но взлет, но чувство полного превосходства…

Она подумала об отце, о знаменитом и бесчестном Тимоти Карлтоне. Он любил и баловал ее, пока не появилась Элизабет. И у него сразу не стало времени. Нет, нет, прочь эти мысли, слишком мучительно.

Ее бабушка была права в другом. Ей нужна цель, пора положить конец бессмысленным скитаниям и ничегонеделанию. Последняя ее мысль была об Элизабет Карлтон и о том, что, без сомнения, Элизабет убила ее отца. И тогда Кэтрин поняла, в чем ее цель.

Лоретта слышала приглушенный шум приближающейся машины и поняла, что это Кэтрин. Теперь она спала так мало, что каждая минута сна была благословением, когда он приходил. Но если Лоретта бодрствовала, она слышала каждый звук, каждый шум. Что делать с Кэтрин? Придется снова поговорить с ней.

Лоретта поднялась с постели и подошла к ряду длинных окон. Медленно отодвинула драпри и выглянула в залитый лунным светом двор. Как ни странно, она подумала о Кристиане Хантере. Как ей хотелось уничтожить его за то, что он сделал! Она пыталась до него добраться, но его капиталовложения были столь разнообразными, а холдинги такими основательными. Безупречная репутация. В первый раз Лоретта позволила себе усомниться — а что, если он не лгал, что, если он говорил на процессе правду?

Она медленно отвернулась от окон и услышала, как за ее спиной драпри мягко опустилось на место. Нет, этот человек должен был солгать. Просто не было никого другого, кто мог бы убить Тимоти. Никого, кроме Элизабет.

Тимоти.

Лоретта вздохнула, подошла к термостату на стене и включила его. В последнее время она постоянно мерзла. Ей казалось, что холод пронизывал ее до костей и заползал даже в кости. Она почувствовала, как тепло заструилось, овевая ее ноги, просачиваясь сквозь ткань ее старого и очень удобного халата. Как приятно. Она солгала Кэтрин. К сожалению, солгала. Тимоти женщины были необходимы только для секса. Будь он жив, он продолжал бы обращаться со своей юной дочерью, как с бесполезной куклой, как с красивой безделушкой, не представлявшей особой ценности, если не считать замужества, и, возможно, она ничего не смогла бы с этим поделать, ничего.

Однажды он, смеясь и обнимая ее после того, как она представила ему весьма точный анализ какой-то деловой операции, сказал:

— Черт возьми, если бы ты не была моей матерью, я немедленно женился бы на тебе. Никогда другая женщина не посмеет тебя тронуть.

И, подумать только, чего он ни сделал для Элизабет! Красивая игрушка, не более, конечно, невероятно талантливая, и в том-то и состояла ее притягательность для Тимоти. И эта бессердечная тварь окрутила его, заставила изменить завещание. А потом убила.

Теперь благословенное тепло согрело кровь, и Лоретта почувствовала, что ее охватывает сонливость. Она побрела назад, в постель, и медленно улеглась, натянув на себя толстое одеяло. Но ум ее продолжал работать, и мысли уносили назад, к одной жестокой сцене, свидетельницей которой она стала, но о которой никогда и никому не упоминала.