Она улыбнулась его словам, чувствуя, что напряжение спадает.
— Ты прошен, — сказала Элизабет, уютно свертываясь рядом с ним.
— И.., ты не хочешь еще попрактиковаться? Она не хотела, но что-то в нем было от маленького мальчика, и это вызвало в ней желание утешить его.
— Ладно, — сказала она и удивилась, увидев, как при ее словах по всему его телу пробежала дрожь.
Они пили Тэттингер и закусывали сыром “Бри”. И практиковались. Роуи казался ненасытным, и Элизабет с готовностью шла ему навстречу, наслаждаясь его близостью, ощущением, что она ему небезразлична, что для него имеет значение, что она думает и что чувствует. Однажды она сказала ему ночью в маленькой комнате отеля в Реймсе.
— У тебя красивое тело. Право же, я никогда раньше.., не понимала…
Он сказал обыденным тоном:
— Тимоти было шестьдесят четыре. Не думаю, чтобы кто-нибудь из нас был особенно хорош в этом возрасте. Он был счастливым человеком, Элизабет, надеюсь, он понимал это?
— Возможно, вначале ему было приятно со мной. Род Сэмюэлс, мой адвокат, говорил, что у него был роман с женщиной моложе меня, художницей, за несколько месяцев до его смерти.
Его руки сжали ее так сильно, что ей показалось, что у нее затрещали ребра.
Она постаралась разъяснить. В конце концов это было даже трогательно. Бедный Тимоти, не веривший, что он смертей, не хотевший смириться с тем, что ему шестьдесят четыре.
— Ей было двадцать пять, а не двадцать восемь, как мне. Я думаю, его возбуждала новизна. И уверена, что она очень талантлива. Тимоти всегда тянуло к талантливым женщинам, по-видимому, не только в области музыки.
Через минуту Роуи сказал:
— Я подумал, что окружной прокурор пустил бы слюну от такой информации.
— Мистер Моретти не знал о ее существовании, — ответила Элизабет.
— Следует благодарить Бога за хороших адвокатов.
— Да, с этим покончено. Я, вероятно, не должна была об этом упоминать. Бедный Тимоти.
— Нет, бедная Элизабет. Но теперь ты свободна. — И он начал целовать ее.
Элизабет даже не сознавала, насколько она счастлива, до тех пор пока не пришло время лететь обратно в Нью-Йорк. Они пообедали в номере Роуи в отеле “Бристоль”. Она не любила икру, но промолчала.
«Это же белужья, Элизабет! Ешь и забудь, откуда ты родом!»
— Ты очень молчалива, дорогая, — сказал он, перегибаясь через стол, чтобы дотянуться до ее руки.
— Да, — ответила она. — не хочу возвращаться.
— Надеюсь, что отчасти из-за меня, во всяком случае, льщу себя этой мыслью.
— Так и есть, Роуи.
— Для меня это тоже не шутка, Элизабет.
— Но когда мы вернемся, ты будешь очень занят. Твой бизнес, ответственность, банки в Бостоне.
— Я делю свое время между Бостоном и Нью-Йорком и в Нью-Йорке провожу половину своей жизни. На меня работают хорошие люди. Мне не приходится думать, что мои вице-президенты обкрадывают меня, пока я в Нью-Йорке.
— Или в Париже?
— Совершенно верно. Мой отец был трудоголиком Я делаю все возможное, чтобы не подражать ему.
Он взял еще немного икры, и Элизабет увидела эту черную рыбью икру у него на языке, когда он клал ее в рот.
— Я полечу в Нью-Йорк с тобой. У меня собственная квартира на Парк-авеню возле Шестьдесят седьмой улицы. Думаю, она тебе понравится.
— Да, — ответила Элизабет, — скорее всего.
— В Нью-Йорке тебя ждет много хорошего — твоя музыка, подготовка к концертной деятельности…
Она заметила его внимательный взгляд и почувствовала себя растроганной его вниманием.
— Нет, пока еще я к этому не готова. Мой адвокат прав. Если бы я снова начала заниматься концертной деятельностью, моя ужасная известность не пошла бы мне на пользу. С этим придется подождать.
— А как насчет того, чтобы с год попрактиковаться? Может быть, с Клодом. Она покачала головой:
— К сожалению, я уже взяла на себя обязательства. Я должна из кожи вылезть, но управиться с многочисленными предприятиями Тимоти.
— Да не можешь же ты думать об этом всерьез! Она склонила голову набок, на губах ее появилась легкая усмешка.
— Приходится, хотя не могу сказать, что я бы этого хотела, Роуи. Я уже говорила Роду, что музыкант не может заниматься бизнесом.
— Тогда зачем же ты взвалила все на себя? Почему не предоставить заниматься “Аберкромби-Карлтон” сыновьям Тимоти.
— Я уже была готова это сделать, — сказала она спокойно.
— Что же случилось?
Она почувствовала напряжение и неловкость при воспоминании об этой ужасной встрече в комнате директората Тимоти.
— Ты знаешь Лоретту Карлтон?
— Никогда не встречал матриарха, но, конечно, слышал. Должно быть, теперь она стара, как земная кора.
— Возможно, но соображает так же отлично, как и всегда. Откровенно говоря, я собиралась отказаться от всего.., и так бы и случилось, если б не Кэтрин.
— А что Кэтрин? Это ведь дочь Тимоти? Он заметил, что она в замешательстве, и быстро добавил:
— Еще шампанского, Элизабет? Давай оставим этот разговор.
— Нет, — возразила она, одаривая его улыбкой. — Ты очень добр, Роуи. Ты знаешь Кэтрин?
— Да встречал ее однажды. Образец испорченной маленькой богатой сучки.
Элизабет подумала, потом кивнула, соглашаясь. — Возможно, все так и есть, но у нее есть серьезные причины ненавидеть меня, и на этой встрече она высказалась без обиняков. Она так меня разозлила, что я бы взялась за любое дело, даже за космические исследования, лишь бы осадить их.
— Настолько скверно?
— Просто ужасно, — ответила она спокойно.
— Забудь о Кэтрин и предоставь заниматься делами Тренту и Брэду.
— Похоже, ты знаешь Карлтонов так же хорошо, как я.